--------> переход из улиц Лондона

Он проходил мимо и всегда смотрел прямо в глаза, видел душу каждого, любого. Это его любимое увлечение. Такое вряд ли можно назвать работой…Кощунство называть этим пошлым словом то, чем ты живешь. По законам добра и красоты по ночам должны приходить души тех, кого забрал за эти долгие столетия – этакая бесконечная вереница самых прекрасных женских лиц. Хороших, плохих - для него не существовало тех групп, на которые люди сами себя делили. Асмодей признавал существа, вернее оболочку, с зеркалами души – глазами, в которых тонны чувств. А если не видно ничего в них, значит, просто надо смотреть глубже. В самую изнанку....
Тайно про себя, он предвкушал и переживал заново эти чудесные моменты – пик мастерства коллекционера… Подойти поближе, чувствуя дыхание человека, заглянуть в глаза – на дне плещутся страх, вожделение, безысходность. Каждый раз коктейль совершенно особенный, терпкий, манящий. Смешать, но не взбалтывать… В этот момент будущий экспонат ничего не чувствует - все как и было, нигде не больно, не холодно, не муторно - отличное настроение, не правда ли? Смертные истерики так скучны, хотя подчас и они придают порой разнообразие, а оно так ценно в отдельные моменты… Но по губам скользнет улыбка и раздастся тихий шепот:
- Пора.
Как ударом тока. Только без конвульсий. Бесшумно, тихо так, как снег ложится... И не понимаешь, кто это был, Ангел или Демон. И можно только в последний раз повернуться, пытаясь разглядеть идеально-красивое лицо, но темнота уже бережно укрывает его лик. Не нужно смотреть. Зачем?
В капелле было тихо, сумрачно – приятно вспоминать эти красивые мгновения, прикрыв за собой тяжелую створку входной двери – это не более чем антураж иллюзий. Но пусть на сей раз мрачная традиция будет соблюдена… Молчаливый орган рядом с алтарем похож на притаившегося крупного хищника, похожего на тех, что являлись при искушении святого Антония.
По губам Асмодея скользнула улыбка – спустя много мгновений, невидимая нить контракта снова туго натянулась… не подходить ближе – просто наблюдать… Но что это? Кто-то еще решился навестить это мрачное богом и людьми забытое место? Глаза демона сверкнули алыми огнями, еле заметными за стеклами очков. Вечер обещал быть интересным для Князя…

Эдвард был шокирован. Уж от кого, а от упыря он такого не ожидал. Ему вообще казалось, что такие чопорные люди, припиджаках и галстуках, просто не могут так выражаться. Упырь рушил шаблоны, рвал их в клочья секатором и топтался по обрывками дорогими блестящими ботинками. К сожалению, Эдвард даже не мог поднять на него глаз, поэтому ему только оставалось разглядывать эти самые ботинки и свое отражение в них. И думать, в тысячный раз за вечер, о том, как он был не прав, начав эту странную, страшную игру на свою собственную жизнь. В этот момент он твердо уяснил, что споры - это плохо. Но... это такой азарт, погоня, охота... От этого невозможно отказаться, оно влечет, точно наркотик, затмевая собой все остальные чувства. В том числе и самый главные человеческий инстинкт - инстинкт самосохранения. Сначало Эдвард спасовал, думая, что до Ти Спирса ему не добраться, а уж выиграть спор, уложив его в постель - вовсе нереально, но теперь он видел, что Уилл может дать волю эмоциям. И, хотя они были больше негативные, у Эда появился надежда на то, что бывают и другие.
- Что у вас с Леоном?! Лучше ответить сейчас.
Эдвард все равно собирался рассказать. Не все, разумеется, иначе этот спор был бы проигран, но кое-что Уилл, разумеется должен узнать.
- Я скажу тебе, Уилл.... - Эдвард, наконец, прекратил разглядывать ботинки и поднял взгляд на своего... друга?
Если бы Эд не хотел делать то, что он собирался, он бы не сделал этого. Закрыв глаза, он встал на мысочки, ибо был немного ниже, и осторожно поцеловал Ти Спирса. Не любовь, не страсть, не похоть... Отчаяние и только оно стало причиной этих действий.

Он знал, что все этим кончится. Что все, что имеет начало - имеет и конец. Что его жизнь, какой бы длинной она ему самому не казалось, когда-нибудь, да закончился. Но... Если бы его спросили о том, чтобы он хотел сделать, прежде, чем умереть, он бы ответил: "Я хотел бы попрощаться и попросить прощения у всех, кто меня обидел". Но не в этот раз. В этот раз сэр Эдвард Тиллинг Третий собирался играть до конца. Он собирался выиграть спор и, даже на пороге смерти им двигал азарт, жажда приключений. Жажда последнего в его жизни приключения, принять участие в котором выпало Уильяму Ти Спирсу, жнецу высокого ранга.
- Уилл... прости меня...
Больше всего он хотел бы увидеть Грелля, но... нет, лучше больше никогда не видеть этих глаз, лучше не знать, что он скажет, когда поймет, что через час от Тиллинга останутся лишь воспоминания и холодный труп. Нет, лучше больше никогда не слышать, как он плачет. И, чтобы он никогда больше не увидел слез Эдварда.
- Но мое последнее желание - это...
Это - выиграть спор с флористом любой ценой. Даже если эта цена - моя жизнь. Моя глупая, никчемная, паршивая жизнь.
- Я хочу передать что-то Греллю Сатклиффу...
Не отвечай на боль, времени мало... Не отвечай на боль... не отвечай...
В эту минуту он думал о своей единственной любви. О Грелле Сатклиффе, который был далеко.
Остался ли он на балу веселиться или ушел бродить по этим весенним улицам? Думает ли он обо мне? Больно ли ему? Больно... Но...
- Оно лежит у меня в поместье.

Завязало нас гордым узлом, да никто не развяжет...
Эдвард взял его за руку. Он хотел бы почувствовать тепло его ладони, но... была только тонкая кожа его черных перчаток. Удивительно, но Эдвард не боялся смерти. Он шел с ней за руку, он знал, что все равно однажды умрет... так зачем же боятся? Это просто очередная часть жизненного пути - как рождение, как взросление, как свадьба... Так же и смерть, люди боятся скорее боли, связанной с ней или неизвестности. Ведь никто не знает, что ждет нас там на самом деле. Кто-то верит в рай и ад, кто-то - в вечное перерождение, а кто-то считает, что мы просто умираем и перестаем существовать, не оставив после себя ничего, кроме памяти, злой или доброй. Эдвард раньше никогда не думал о том, что же скажут, когда он умрет. Не думал об этом и сейчас, хотя бы потом, что думать ему вообще редко когда удавалось. Отсутствие этой способности и привело его к этому жнецу, который остался другом до самого конца.
Я несу это бремя в себе оловянным солдатом,
Без приказа - ни шагу назад....
Единственное, на что надеялся Эдвард - это на то, что он выиграет спор. Не для кого-то, а для себя. Как последний бой, в котором он падет и посмертно получит медаль "за отвагу". Как последний бой с самым страшным врагом - с самим собой.

--------- поместье Тиллингов.

Отредактировано Edward Tilling (2009-09-06 22:52:48)